– Вчера? – спросил Эрвин, обращаясь уже не к грею, а к своим полководцам.

– Так точно, милорд, – выкашлял Стэтхем.

– Хотели успеть к моему приезду?

– Выполняли ваш приказ, милорд.

Эрвин не помнил, чтобы когда-либо приказывал лезть на штурм.

– Сколько?

– Не менее трехсот защитников крепости убиты и ранены.

– Сколько наших? – уточнил Эрвин.

– Девяносто шесть кайров и сто два грея, милорд.

– И зачем?

Стэтхем нахмурил брови. Густые, кустистые, они торчали навесом – тут и глаз не рассмотришь, одни брови.

– Вы изволили отдать приказ, милорд.

– Я приказал взять Дойл, генерал-полковник! Но ни слова не говорил о штурме.

– Осада очень замедлила бы наше продвижение, – это граф Лиллидей вступился за старого боевого товарища. – Штурм позволяет быстро убрать угрозу и продолжить наступление. И я должен сказать, милорд, что данный штурм был произведен весьма искусно, по всем правилам тактики.

В иной день Эрвин рассмеялся бы, но сейчас настроение не располагало к веселью. Первым, что он увидел, прибыв в Нижний Дойл, были покойники. Аккуратные ряды тел, укрытые плащами: черные – кайры, серые – греи. Эрвину предложили прочесть над ними молитву. «Завтра похороны, милорд: сожжение по походному ритуалу. Полковой священник проведет обряд, но для умерших будет честью, если отходную прочтете вы». Сожжение. Отходная. Еще двести человек на Звезде волею Эрвина Софии Джессики… И бойцы Дойла станут глядеть на погребальные костры со своих неприступных стен.

– Вторая!..

Скрип, стук. Груда камней – в небо.

– Осадная техника использована весьма умело, милорд, – продолжил Лиллидей, указывая на мертвые «черепахи». – Крепость очень трудна для штурма. Сложно придумать лучшую тактика, чем та, которую применил генерал-полковник.

– Вы совершенно правы, граф, – неторопливо ответил Эрвин. – Штурм произведен по науке, бойцы проявили храбрость, а полководец – мудрость. Меня смущает только одна крохотная деталь. Знаете, какая?.. Мы, тьма сожри, здесь, а не в замке! Вот что меня смущает! И сто девяносто восемь мертвецов – они тоже!

– Это небольшие потери, милорд…

– Неужели? Двести человек – это я и вы, граф, и вы, генерал-полковник, а также все наши родные, и прим-вассалы, и слуги! Как раз такое число наберется. Мало? Вы уверены?

Стэтхем потер бровь, зычно прокашлялся.

– Тем не менее, милорд, атаку следует считать удачной. Потери врага почти вдвое превышают наши, и это – при штурме крепости. Данное соотношение потерь является очень выгодным для нас.

– О, боги! Вы совсем ничего не понимаете?! – Эрвину не стоило бы повышать голос на полководца вдвое старше его. В глубине души Эрвин это понимал, но сдержаться не смог. – Это что, по-вашему, игра на счет?! Каждый труп врага – очко нам, так что ли? Мы им убили триста, они нам – всего двести. Мы победили, нам вино, цветы и девушку! Да?! Тьма, нет! Наша цель – убить одного-единственного человека! Только одного! Его зовут Адриан Ингрид Элизабет рода Янмэй. Все остальные потери – лишние. Наши ли, путевские – без разницы. Ясно вам, милорды?

Он перевел дух. Ощутил стыд и неловкость за эту вспышку. Ни ошибка Стэтхема, ни собственные успехи Эрвина не дают ему права кричать. Одно хорошо: хотя бы теперь спор будет окончен.

Но нет, напротив: к перепалке подключился еще и полковник Хортон.

– Милорд, попытку штурма нельзя считать напрасной. Боеспособный гарнизон Дойла не так велик. Потеря трехсот человек для них тяжела. Следующий штурм со свежими силами будет удачен. Прикажите, милорд, и мы пойдем на приступ.

– Прикажите, – хмуро кивнул Стэтхем.

– Это верное рассуждение, милорд, – добавил граф Лиллидей, и даже Роберт вставил:

– Ага.

Единодушие вассалов начинало сильно тревожить. Эрвин вопросительно глянул на Деймона, тот пожал плечами:

– Как скажешь, кузен. Хочешь – пойду авангардом.

– Пойдешь… – кивнул Эрвин. – С белым флагом.

– Прости?

– Я хочу поговорить с маркизом Дойлом. Будь добр, устрой нам встречу.

Полководцы смотрели ему в лицо. Что это – неодобрение? Почему? Эрвин не мог понять… да и не хотел.

– И прекратите дурную стрельбу! Камнеметы – отбой!

– Отбой! – рявкнул эхом лейтенант. – Отбой, машины!

* * *

Собор, как и положено храму Глории-Заступницы, имел форму правильного креста. Центральный неф венчал купол, расписанный сценами из жизни Праматери. От малейшего шороха или покашливания эхо взлетало к своду, и еще долго было слышно, как оно мечется в гулкой чаше купола. У основания свода неф опоясывал ряд круглых окон. Стекла были выгнуты и наклонены с тем расчетом, что где бы ни оказалось солнце, его лучи преломлялись и падали точно на алтарь в центре нефа. Сейчас, впрочем, архитектурная хитрость не имела силы: небо темнело от туч, по куполу холодными волнами проходился ливень. Скромный деревянный алтарь тонул в сумраке, статуэтка святой Заступницы тоскливо куталась в извечный свой балахон.

Боковые нефы примыкали к центральному с четырех сторон, фрески изображали представителей всех сословий. Крестьяне, дворяне, ремесленники, купцы шли на поклон к Заступнице – просить помощи, поддержки, совета, утешения. Глория слышит любую молитву, сколь бы мелок ни был человек. Надменной Агате и бессердечной Янмэй, и величавой Софье нет дела до простого люда, но Заступница услышит любого – будь то нищий, разбойник или бродяга. Многообразные фрески иллюстрировали ее странную отзывчивость: Глория утешает сирот, Глория благословляет юродивого, Глория и пастухи, Глория при городском пожаре, Глория дает наставления… А здесь Заступница беседует с парой бородатых парней весьма смурного вида. Эрвин не помнил притчи, потому догадывался по картинке: эти двое – видать, грабители в бегах; рискнули прийти за помощью к Заступнице, а она мигом наставила их на путь истинный, да так эффективно, что парни тут же бросили оружие и стали каяться. За этим делом и застали их люди шерифа – вон они на заднем плане, в кольчугах. Лица грабителей были плаксивыми и благостными; длинные кинжалы валялись около босых ступней Глории. Почему-то Заступницу часто изображают босоногой: в честь, видимо, ее духовного родства с чернью…

Эрвин никогда не понимал этого образа: сила слабости, благородство нищеты… Очень уж отдает абсурдом. Леди София Джессика, впрочем, часто молилась Глории и все твердила: «Эрвин, милый мой, ты просто еще слишком молод…». Так что Эрвин на всякий случай поклонился статуэтке на алтаре и тихо сказал:

– Прости.

Бросил по эфесу в чаши для подаяний, и тогда в боковом нефе гулко хлопнула дверь.

Деймон Ориджин и трое кайров-иксов окружили герцога, он знаком велел им расслабиться. В собор вошли безоружный юнец и старик – больше никого. Эрвин двинулся им навстречу.